В модном чехословацком колхозе живет Отик (блистательная роль венгерского артиста Яноша Бана), хороший парень, но немного умственно отсталый — как бы сейчас деликатно выразились, «аутист». Может выполнять отдельные работы — и очень хорошо, но слишком часто отвлекается и подвергает себя риску, а своего основательного напарника ставит в неловкое положение. Доведенный до ручки старший товарищ отказывается работать с дурачком, но в судьбе последнего как раз назревают непредвиденные перемены. Его, как ценного кадра, настоятельно вызывают в столицу, работать на престижном заводе и даже выделяют бесплатную квартиру. Ряд односельчан этим вроде как обеспокоен, с одной стороны вызывает сомнение способность Отика прижиться в большом городе, а с другой — дом бедолаги вроде как присмотрело себе под дачу начальство того самого завода, а в деревне чужаков не очень-то и любят.
На этом фоне неспешно раскручивается ряд побочных новелл: адюльтер колхозной красотки и молодого инженера, втайне от ее злобного и ревнивого мужа; трагическая влюбленность кучерявого абитуриента в MILF-училку; перипетии жизни пожилого земского врача — на первый взгляд, неумелого бездельника, но в реальности, добрейшего человека и компетентнейшего специалиста. Все они заканчиваются, в общем, ничем, являясь лишь обрамлением главной сюжетной линии — о том, как славно и уютно жить в селе, откуда нет никакого смысла уезжать в этот стрёмный город.
Прага показана мельком и в довольно неприятном ракурсе: этакий большой муравейник, населенный неприветливыми и двуличными людьми. Героя пытаются поселить в окраинный новострой-крольчатник с неработающей сантехникой и потрясающим видом из окна на беспрестанно тарахтящую стройку. Ничего хорошего в такой жизни нет, то ли дело — деревня, где все друг друга знают и любят, а вносящие раздрай элементы быстрыми темпами элиминируются.
Нужда в подобной пропаганде обусловливалась двумя факторами: экономическим и политическим. Народное хозяйство ЧССР давно и надежно вступило в фазу застоя и пребывало в еще более сонном состоянии, чем советская экономика. Места на знаменитых заводах передавались чуть ли не по наследству, и рабочие руки были не нужны до такой степени, что правительство всерьез подумывало о разрешении эмиграции по образцу Югославии (Москва наложила вето на данный прожект). Оставалось лишь всячески блокировать рост урбанизации, фиксировать население мелких городов и поселков в местах их рождения. Справедливости ради, для них действительно создавали неплохие условия — это и по фильму видно: у колхозников на столе всегда пиво и шпекачки, и даже ментально неблагополучный малый может заработать на неплохой костюм.
С другой стороны, чешские (как и польские) крестьяне были самыми твердыми сторонникам коммунистического правительства, в то время, как основная оппозиция режиму гнездилась в городах. Причем наиболее ярыми критиками были как раз выходцы из деревень — оторванным от родной среды, не имеющим шанса войти в городскую элиту, им было нечего терять — и они с готовностью включались в диссидентские круги или мимикрировали под лоялистов, держа мощную фигу в кармане. Благодаря им крушение коммунизма в Чехословакии оказалось наиболее быстрым и наименее кровопролитным среди всех стран Восточной Европы.
Но пропаганда не обязательно должна быть грязной и лживой как советская или, скажем, антисоветская продукция. Тем более, что за нее взялся признанный мастер, Иржи Менцель, сделавший картину не только с исключительным мастерством (ее впоследствии номинировали на Оскар) и смелостью (в версии, закупленной для проката в СССР вырезано минут 10), но и насытивший ее такой исключительной добротой, таким веселым настроением, что как-то исподволь хочется туда, в эту деревню — чтобы сознательно трудиться, безмятежно отдыхать и с удовольствием ожидать светлого будущего, которое, конечно, не заставит себя долго ждать.
